Волошин Максимилиан Александрович (настоящая фамилия Кириенко-
Волошин) (1877—1932), поэт, художник. Родился 28 мая 1877 г. в Киеве. Предки
Волошина по отцовской линии — запорожские казаки, по материнской —
обрусевшие немцы. После смерти отца Максимилиан с матерью жили в Москве.
Мальчик обучался в московских гимназиях (1887—1893 гг.). В 1897—1900 гг.
Волошин учился на юридическом факультете Московского университета и
путешествовал по Европе. В начале XX в. Волошин сблизился с кругом поэтов-
символистов и художников из объединения «Мир искусства». В 1910 г. он издал
свой первый сборник «Стихотворения. 1900—1910», в котором предстал уже
зрелым мастером. Особое место в культуре Серебряного века заняла
художественная и литературная критика Волошина. Он стремился дать
объёмный портрет каждого мастера, не разделяя произведение и личность
автора.
В 20-х гг. Волошин существовал в контакте с новой властью, работал в
области народного просвещения, охраны памятников, краеведения. Он вступил в
Союз писателей, однако стихи его в России практически не печатались. Дом
поэта в Коктебеле, построенный им в 1903 г. В 1924 г. с одобрения Наркомпроса
Волошин сделал его бесплатным Домом творчества. В этом доме он и умер 11
августа 1932 г.
Цветаева, откликаясь на известие о кончине поэта, писала: «Творчество
Волошина — плотное, весомое, почти что творчество самой материи, с силами,
не исходящими свыше, а подаваемыми той… сожжённой, сухой, как кремень,
землёй, по которой он так много ходил…»
Как в раковине малой — Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть её мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы её повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммери́и тёмная страна,
Заключена и преображена.
С тех пор как отроком у
молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой,
—
И сих холмов однообразный строй,
И напряжённый пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.